В то время, как яхту Freelancer проверяло ФСБ в Повенце, мы шли пешком, ехали на попутных машинах, вместе с «путейскими речниками» сверяли «водную обстановку» Беломорканала, передвигаясь по воде на их небольшом катере. Мы делали репортажи.

За несколько дней добрались до 11 шлюза. Полностью их осмотрели и сняли то, что смогли снять, так как не только на каждом шлюзе написано «Фото и видео съемка запрещена», но также запрещено снимать в селах, где расположены лагеря и тюрьмы, коих здесь множество вдоль канала, протяженность которого более двухсот километров.

Представьте себе: вы входите в село по разбитому асфальту среди тайги, и, вместо «добро пожаловать в русскую деревню», на большом плакате написан список того, что вам запрещено делать. Это страшно. По-человечески страшно. Это уже как тюрьма. Когда вас заметит на улице какой-нибудь представитель охраны лагеря или шлюза, то могут проверить не только документы, но и камеры: «Дык да, покажите-ка, что вы там наснимали».

У шлюза номер 10, рядом с тюрьмой строго режима, заметив теплоход (которые здесь бывают крайней редко), я стал снимать и сразу услышал: «Ээй!!! Ээй!!!» Я не повернулся в сторону охранника с автоматом и продолжал снимать. Надоели они со своими дикими порядками времен 1937 года. Охранник МВД стал опять кричать свое «эй», а моя камера опять издавать свое «клац». Кадр был никакой, но я принципиально не хотел останавливаться. После того, как он передернул затвор автомата, звук которого я навсегда запомнил с тех пор, когда меня водили на расстрел в Чечне, я перестал «клацать» и посмотрел в сторону охранника.

Ствол был направлен в мою сторону, а его товарищ быстро бежал ко мне. У товарища не было автомата, у него на бедре весел пистолет. Я поднял руки вверх вместе с Leica и сказал: «Я — журналист!»

Естественно, это не помогло. Охранник забрал у меня документы и предложил пройти вместе с ним. Я не собирался никуда идти и не знаю, что было бы дальше, но подошел начальник шлюза в погонах речника и я сразу спросил его: «Ну, что? Шпиона поймали?»
— Может, и шпиона, — ответил он, — То, что не шпион — Вам надо еще доказать!
— Я думал, что доказать надо обратное, и не мне, а Вам.
— Вот как Вы вопрос ставите! Но Вы же знаете, мы в два счета сейчас Вам хоть что докажем и в соседнее учреждение передадим, — показал он рукой в сторону тюрьмы особого режима.
— Не удивлюсь: точно также Вы с моими предками поступили в 37-м. Так что мне плевать на ваши доказательства, — зло сказал я, — И что, Ваш охранник стрелять бы в меня начал, если бы я не перестал снимать?
— Начал бы, — уверенно ответил начальник шлюза, — Это его работа.
— Отлично! А моя работа — делать фотографии, повторим еще раз?

Начальник шлюза как-то немного смягчился после моих резких слов и предложил: «Давайте так: мы возвращаем Вам документы, а Вы больше не снимаете шлюз».

Мы пошли снимать водопад, который был рядом, и по пути нашли профиль Сталина, выложенный белым мрамором на серых камнях у берега обводного канала. Жутко это. Говорят, что профиль «вождя всех народов» особенно хорошо виден с высоты птичьего полета или с вертолета.

Если на 10-м шлюзе нам угрожали оружием, то на 11 — принимали радушно. Милейшая женщина, учитель истории Любовь Поморцева, показала нам все окрестные достопримечательности. Их оказалось немного: сам шлюз и рядом с ним захоронения. Их несколько: одно — с погибшими каналоармейцами, другое — стоянка древнего человека. Последнее обнаружили неделю назад. Приезжал археолог Константин Герман из Петрозаводска и зафиксировал открытие.

Как рассказал нам начальник 11 шлюза Тимаковский, с археологом тоже вышел конфуз: «Иду я утром рано на работу. Смотрю, недалеко от шлюза какой-то мужик яму копает. Мужик не местный. Подозрительный. Думаю, наверное шлюз собирается заминировать. Терроризм же везде, как по телевизору говорят. Подошел. Спрашиваю: «Ты что копаешь?» Он отвечает: «Копаю». Я его опять спрашиваю: «Что копаешь?», а он мне опять: «Копаю». Ну, в конце концов, он догадался и сказал: «Да археолог я, стоянку древнего человека нашел, вот и копаю». Очень удивился я и совет ему дал, где еще может быть такая стоянка, а он мне и на это ответ дал: «Да я уже был там и зафиксировал все». Вот так я археолога за террориста принял», — засмеялся начальник шлюза.

Между фотографическим делом мы устроили небольшой видео-опрос местного населения и попытались найти дом бывшего министра МВД Рашида Нургалиева и, соответственно, посетить колонию номер 7, где содержится «осужденный Ходорковский».

Колония находится в лесу. Вокруг нее небольшое поселение — деревня, в которой живут в основном сотрудники лагеря. Однако есть и люди, не имеющие никакого отношения к этому заведению. Они купили здесь себе квартиры, потому что они стоят очень дешево.

Мы решили поступить просто — позвонить в бронированную дверь колонии номер 7. К нашему удивлению, электрический замок завизжал и загорелась зеленая лампочка. Я потянул ручку, и тяжелая дверь открылась. Мы легко вошли во внутреннюю часть лагеря. Еще несколько похожих дверей, и мы оказались перед дежурным офицером: «Здравствуйте, мы пришли к Ходорковскому», — легкомысленно сказал я. Рядом стоял мой коллега Аксаков, крутил головой и пытался состроить «дебильный вид», потому что тайно записывал все на видео-камеру, которая висела у него на груди.

У нас проверили документы, записали на видеокамеру, несмотря на то что у меня уже кажется на лбу выдолблено: «Фото и видео сьемка запрещена». Так или иначе, мы записали друг друга на видео (тайно), нам объяснили процедуру посещения колонии и сказали «до свидания». Естественно, снимать категорически запретили даже на улице. Естественно, мы не послушались и решили сделать небольшой м-медийный репортаж для М-Журнала, который опубликуем в ближайшее время.

Если честно, настроение у нас скверное. Я нахожусь в жесткой депрессии, а Аксаков в «бесконечной тоске о судьбах Родины». Однако когда мы остаемся друг с другом наедине где-нибудь в укромном месте, без охранников, заключенных бывших и будущих, то начинаем петь песни. Поем даже тогда, когда нет водки и пива. Это уже диагноз?

Текст: Олег Климов, где-то между беломорскими шлюзами 10 и 11
Песня: Александр Аксаков, слова народные, музыка МВД

—————-

While Freelancer yacht was being checked by FSS in Povents, we were going on foot or by passing cars, together with “river maintenance officers” was verifying “aquatic situation” of the White Sea Canal, moving on water on their small boat. We were making reportings.

In a few days we reached sluice 11. We fully examined it and took photos of everything we could take, because the caution notice — «Photo and video shooting is forbidden» was written not only on each sluice, but also it was forbidden to shoot in the villages where camps and prisons are located. There are a lot of them here along the canal by the way, where the length of the latter is more than two hundred kilometres.

Imagine: you are entering the village going on the broken asphalt in the taiga, and, instead of “welcome to Russian village”, on the big poster there is a list of what is forbidden to do. It is terrible. Really terrible. It is like a prison. When you are noticed in the street by some guards of a camp or a sluice, they can check up not only your passport, but also your cameras – “Hey, sir, show me the pictures you have taken…”

At the sluice 10, close to the high security prison, I began to take pictures when I noticed a steam-ship (which can be seen here extremely seldom) and at once I heard: “Hey!!! Heeey!!!” I didn’t not turn towards the security guard with the gun and continued to take the photos. I am sick and tired of all this wild rules of 1937. The security guard of the Ministry of Internal Affairs began to shout again the «Hey», but my camera continued saying its “crack” sound. The pictures were not very good, but I did not want to stop. When he removed the bolt of his gun, which sound I forever remembered since the time of my noticing the execution in the Chechen Republic, I stopped taking pictures and looked at the security guard.

The gun was directed to the place where I was, and his companion was quickly running to me. A companion did not have any gun, but he had a pistol on a hip. I lifted my hands upwards together with my Leica and said: “I am a journalist!”

Of course it didn’t help. The security guard took my passport away and suggested that we should go together. I was not going to go anywhere, and I did not know what would happen next, but the chief of a sluice came to us and I asked him at once: “Well, the spy has been caught, hasn’t he?”
— May be you are right, – he answered, – we should prove at first whether the person is a spy or not!
— I thought that the opposite side of this problem must be proved and what’s more important it must be proved not to me, but to you.
— So, sir, you put a question this way, ok! But you know, we can prove anything to you in no time and then we will go to the nearest building, – he pointed to the high-security prison with his hand.
— I will not be surprised if I hear that you behaved exactly the same way with my ancestors in 1937. So, I don’t care about your proofs, – I told him angrily, – And if I had not stopped taking pictures, would your security guard begin shooting?
— Yes, he would, – the chief of a sluice answered confidently, — it’s his work.
— Perfectly then! And my work is to take photos, let’s repeat the same situation once again?

After my sharp words, the chief of a sluice softened a bit and said: “Let us do the following way: we will return your passport to you, and you will stop taking pictures of the sluice”.

We went to take photos of the waterfall which was situated near and on our way we found Stalin’s half face laid out with the white marble on the grey stones at the coast of the bypass channel. It’s terrible. They say that the half face of «the people’s leader” is well seen especially from the height of the bird’s flight or from the helicopter.

When on sluice 10 we were met with the weapon, on sluice 11 – we were welcomed heartily. A kind woman, the teacher of history, Ljubov Pomortseva showed all the sightseeings of the place to us. There were several of them: a sluice and a burial place near to it. Here there were two burial places — one contained the victims of the canal workers and another one was a settlement of an ancient person. The last one was found out a week ago. There came an archeologist, Konstantin Herman, from Petrozavodsk and verified the founding.

As the chief of sluice 11, Timakovsky, told, there was a discomfiture with this archeologist too: “When I was going to my work in the early morning, I saw a man who was digging something near the sluice. The man was not local. And he was very suspicious. I thought, probably the sluice was going to mine. Terrorism is everywhere on TV. I came closer and asked: “What are you digging? ”He answered:“ I am digging and that’s all ”. I asked him again: “ What are you digging? ”, and he answered again that he was just digging. Well, eventually, he guessed why I was asking him for and said: “ I am an archeologist, and I have found a settlement of an ancient person, that is why I am digging ”. I was very much surprised but I gave him an advice where can also be one more such place. He explained that he had already been there and verified everything. “So that is how I took an archeologist for a terrorist”, – said the chief of the sluice laughing.

Between taking pictures we arranged a small video-poll of local population and tried to find the house of Rashid Nurgaliev, the former minister of Ministry of Internal Affairs and, of course, to visit a colony number 7 where “the condemned Khodorkovsky” is being kept.

The colony is in wood. Around it there is a small settlement – where basically only employees of the camp live. However, there are also people who do not have any relation to this institution. They just bought apartments here because their cost is very low.

We decided to do the following: simply to call at the armour door of a colony number 7. To our surprise the electric lock begun to squeal and the green bulb lighted up. I pulled the handle and the heavy door opened. We easily entered into an internal part of the camp. Some more similar doors, and we stood before the duty officer: “Hello, we have come to Khodorkovsky”, – I thoughtlessly said. Nearby there was my colleague Aksakov, who was twisting his head around and trying to behave himself like an idiot because he secretly was recording everything with the help of his video-camera which was hanging on his breast.

Our passports were checked up, but we still made some video material, though I guess “video and photo is forbidden” sigh was already written on my forehead. Anyhow, we made a video of ourselves (secretly), were explained the procedure of the colony visiting and finally told «good-bye». Of course, it was strictly forbidden to make video even outside. And, of course, we did not obey this rule and decided to make a small m-media reporting for M-magazine. We will publish it in the nearest future.

Frankly speaking, our mood is terrible. I am in deep depression, and Aksakov is in “strong melancholy about the destiny of the Native land”. However, when we are with each other alone somewhere in a secluded place, without any security guards, prisoners, we start to sing songs. We sing even, when there is no vodka and beer. Is it an illness already?

The text: Oleg Klimov, somewhere in between sluices 10 and 11of the White Sea Canal.
The song: Alexander Aksakov, words are national, music is of the Ministry of Internal Affairs